Академик Р. И. ИЛЬКАЕВ: «ВЕРЮ В ДОСТОЙНОЕ БУДУЩЕЕ РОССИИ»

Академик Радий Илькаев удостоен научной Демидовской премии 2021 года за выдающийся вклад в развитие ядерной физики. Эта широкая формулировка включает в себя как фундаментальные, так и прикладные достижения, ключевые для поддержания обороноспособности нашей страны. Именно под его руководством и при непосредственном участии созданы заряды, составляющие основу ядерного арсенала России, разработаны теоретические модели и получена уникальная экспериментальная информация о поведении вещества при высоких плотностях энергии. Больше десятилетия он возглавлял, потом почти столько же осуществлял научное руководство РФЯЦ-ВНИИЭФ, легендарным Всероссийским научно-исследовательским институтом экспериментальной физики в закрытом городе Сарове Нижегородской области. В лихие девяностые лауреат сумел сохранить научно-технический потенциал центра, и сегодня он является его почетным научным руководителем. А еще Радий Иванович — сопредседатель Духовно-научного центра в Сарове, физик-ядерщик, возрождающий православные святыни древнего города, в чем не видит никакого противоречия. Впрочем, прежде чем затронуть эту очень непростую тему в обстоятельной телефонной беседе, за которую ему огромное спасибо, мы успели поговорить о многом.

— Уважаемый Радий Иванович, интересно происхождение вашего имени. Ведь это и название радиоактивного элемента таблицы Менделеева. Неужели в 1938 году, когда вы родились, ваши родители предвидели, чем вы будете заниматься всю жизнь?
— Конечно, нет. Тогда было модно давать детям новые необычные имена, и родители, видимо, подверглись этому влиянию. Хотя одна бабушка всегда называла меня Родионом, а другая Арием — такое имя есть в православных святцах. То есть каждый выходил из этой ситуации своим способом. Но «профессиональные» параллели и аналогии по семейной линии возникали всю жизнь. Отец мой был учителем, директором школы, затем — военным. Некоторое время он служил на полигоне Новая Земля. Потом я много раз был на этом полигоне, на испытаниях термоядерного оружия и останавливался в офицерской гостинице, в той самой комнате, где жили мои отец с мамой — Иван Семенович и Ольга Тимофеевна Илькаевы. А однажды, в молодости, из Сарова, тогда Арзамаса 16, я послал туда поздравление отцу с днем рождения, но телеграмму из одного закрытого объекта на другой не приняли. Такая была степень секретности.
— Кто стал вашими главными учителями в профессии?
— Это были прекрасные преподаватели, ученые и настоящие интеллигенты, я искренне благодарен им за то, что они помогли мне найти то замечательное место, в котором вот уже шестьдесят лет тружусь. Вся моя учеба связана с Ленинградом — Санкт-Петербургом. Сначала я с золотой медалью окончил школу в Пушкине (это бывшее Царское Село), потом поступил в самый престижный тогда Ленинградский политех на физико-механический факультет, который в свое время окончил Юлий Борисович Харитон. Там отучился два года, сдав все экзамены на отлично, и, поскольку больше всего мне хотелось заниматься фундаментальной наукой, в виде исключения, по ходатайству ректора (вообще-то тогда любые переводы из вуза в вуз были запрещены) перешел на третий курс физфака Ленинградского университета. Оканчивал я кафедру теоретической физики. Лекции по квантовой механике нам читал академик Владимир Александрович Фок, по математике — академик Владимир Иванович Смирнов, по математической физике — будущий академик Ольга Александровна Ладыженская. И я горжусь, что прошел эту блистательную ленинградскую педагогическую школу, лучше которой найти трудно. После этого я уехал в Саров, и здесь были уже новые учителя — академики Ю.Б. Харитон, А.Д. Сахаров, Я.Б. Зельдович. То есть попал из одной академической среды в другую, находиться в которой было огромным удовольствием.
— Демидовская премия — награда общенациональная, но корни ее на Урале. Среди ее лауреатов — ваши коллеги, замечательные ученые академики Борис Васильевич Литвинов, Евгений Николаевич Аврорин, начинавшие в саровском КБ-11 и долгие годы трудившиеся в закрытом Челябинске-70, ныне Снежинске, в уральской части Российского федерального ядерного центра, в свое время отделившейся от Сарова. Если можно, несколько слов о вашей работе с ними и вообще о взаимодействии с уральской составляющей Атомного проекта.
— На самом деле создание второго, уральского оружейного ядерного центра в тяжелые послевоенные годы было рискованным решением. На подобное подвиглись только американцы, собравшие лучших ученых Европы и США в двух местах — Лос-Аламосе и Ливерморе. Но даже в таких сложных условиях уральский центр состоялся, выполнил свою задачу и продолжает ее выполнять, в чем я вижу одно из проявлений таланта нашего народа. Иногда, правда, говорят о том, что между нами шло постоянное соревнование, но подумайте сами: какое могло быть соревнование при социалистической экономике, когда все решения принимались наверху и мы делали одно общее дело? Помню, однажды кто-то пожаловался Юлию Борисовичу Харитону — мол, наш проект отдали на Урал. На что он резонно заметил: «Стоит ли переживать? Не американцам же!» И могу сказать совершенно определенно: сегодня, когда ядерные испытания запрещены, наличие второго ядерного центра важно особенно, потому что в нашей сфере втройне нужны квалифицированные эксперты, чтобы мы могли оценивать работу уральцев, а они нашу. И я очень рад, что теперь нахожусь в одном лауреатском списке с такими известными людьми, как академики Б.В. Литвинов и Е.Н. Аврорин и многими другими выдающимися учеными России.
— Опыт отечественного Атомного проекта вообще уникален, его богатейшая история до конца еще не осмыслена. Вы внесли и продолжаете вносить огромный вклад в решение его ключевых задач. Каких именно?
— Назову несколько, пожалуй, важнейших. Во-первых, в определенный момент мы должны были обеспечить ядерный паритет с американцами. Было это в пятидесятые годы, уже без академиков А.Д. Сахарова и Я.Б. Зельдовича, заложивших многие основополагающие идеи. Но дальше надо было это все развить — придумать новые конструкции, новые физические схемы, довести их до конкретных технологий, организовать производство, впервые провести сложные натурные эксперименты, кардинально модернизировать вычислительную, научную и производственную базу. Эту работу делали не только ученики основоположников, но и сотни высококлассных специалистов со всей страны: три ведущие научные оружейные ядерные организации — наш ВНИИЭФ, уральский ВНИИТФ, московский ВНИИА плюс десять закрытых атомных городов, включая уральские, обеспечивающие прежде всего производственную часть, под руководством Минсредмаша, ныне Росатома. Задача стояла сложнейшая, соревнование с мощнейшей страной США было очень серьезным, и мы его не проиграли совершенно точно, создав паритет по всем качественным и количественным параметрам ядерного и термоядерного оружия. В результате СССР впервые в своей истории стал сверхдержавой. Это было продолжение победного шествия нашего народа после великой Победы в Отечественной войне.
Во-вторых, очень много сделано после уроков Чернобыльской аварии. Нам пришлось капитально пересмотреть все, что связано с безопасностью, и на новом этапе все эти вопросы были решены, причем в очень тяжелые девяностые годы, хотя трудностей было немало. Помню, когда губернатором Нижегородской области был Борис Ефимович Немцов, а я — исполняющим обязанности директора ВНИИЭФ, он попросил меня рассказать, какие у института перспективы и чем мы собираемся заниматься. Я собрал человек двадцать наших лидеров и подготовил доклад, в котором изложил наш «послечернобыльский» план перехода на более четкие, ясные, твердые показатели безопасности с серьезным научно-техническим переоснащением — программным обеспечением, вычислительными центрами, лазерными, электрофизическими и динамическими установками мирового уровня. Губернатор выслушал и сказал, что это слишком оптимистический вариант — в нынешнем положении можно сохранить только часть института, остальное надо превращать в малые предприятия. Я ответил: «Этого не будет, будем развивать институт, как считаем нужным». И развивали — вопреки невероятным сложностям, многомесячным задержкам зарплат, используя все экономически разрешенные возможности. В этом институт получил полную поддержку первого министра РФ по атомной энергии В.Н. Михайлова. В результате удалось не только выполнить намеченную программу, но и не потерять практически ни одного значимого специалиста.    
И конечно, сейчас над нами, физиками, которые работают над ядерным оружием, ставится очень серьезный эксперимент. В течение многих десятилетий без испытаний нам нужно поддерживать надежность и безопасность эффективного ядерного оружия. А это означает, что наука наша должна развиваться более быстрыми темпами, вычислительные мощности, новые физические установки должны быть на уровне мировых стандартов. Поэтому мы сегодня особенно заинтересованы в укреплении связей с Академией наук и делаем все, чтобы они укреплялись как можно сильней.                   
 — Именно это, видимо, имел в виду, представляя вас на «демидовской» пресс-конференции, академик Валерий Анатольевич Рубаков. Особо он отметил широту ваших научных интересов и то, что благодаря и вашим усилиям в Сарове в последние годы все больше и больше занимаются фундаментальной наукой. Недавно здесь создан Национальный центр физики и математики, где могут работать и исследователи, не связанные с военными разработками, в том числе зарубежные. Президент РАН академик Александр Михайлович Сергеев назвал это одним из главных «научно-образовательных» событий 2021 года. Насколько эффективно такое взаимодействие «открытых» и «закрытых» исследований, каковы здесь перспективы?
 — Повторю еще раз: условия, когда нет прямых испытаний — это огромный вызов, прежде всего специалистам, занимающимся надежностью, безопасностью и эффективностью ядерного оружейного арсенала. Это означает, что соответствующие физические процессы должны быть описаны с гораздо большей точностью, чем раньше, самыми современными методами. Это совершенно новый этап с задачами, по сложности сравнимыми с теми, которые стояли в начале Атомного проекта. И для их решения нужны новые кадры высочайшей квалификации. Много лет назад, когда мы еще общались, я спрашивал у руководителей ядерных национальных лабораторий США, как там набирают людей. Мне сказали, что каждый год они брали по трехлетнему контракту триста phD (по-нашему докторов наук), а через три года сто из них становились постоянными сотрудниками. Не знаю, как эта проблема у них решается теперь, поскольку общение практически прекратилось. В наших же условиях есть два способа повышать уровень требуемой научно-технической работы: один — более широко вести совместные исследования с профильными институтами РАН и второй — работать напрямую, создавая общие структуры. И тот, и другой варианты дополняют друг друга. Поэтому рядом с ВНИИЭФ создан открытый Национальный центр физики и математики с серьезной приборной, вычислительной базой. Территориально это в пяти километрах от Сарова, там наш технопарк с производственно-экспериментальными цехами, гостиница. Там же теперь есть филиал МГУ, в котором уже проходят подготовку 50 студентов — 20 математиков и 30 физиков. Занимаются с ними приезжающие московские профессора, ряд лекций читает президент РАН академик Сергеев. Кто-то из этих студентов потом органично вольется в коллектив ВНИИЭФ, другие будут заниматься фундаментальной наукой. Таким образом в Сарове теперь будут готовиться элитные специалисты для решения как прикладных, военно-технических, так и научных задач широкого профиля. Эта модель универсальна, за ней — будущее.              
— Саров, позже Кремлев, потом Арзамас 75, Арзамас 16, теперь снова Саров — город с великим духовным прошлым, ныне крупнейший ядерный центро. Очень много сил вы отдаете соединению некогда разорванных частей его истории, восстановлению храмов. Но до сих пор приходится слышать от уважаемых ученых, что научное, по крайней мере естественнонаучное, мировоззрение несовместимо с религиозным, конкретно — православным. Что вы думаете по этому поводу?
— За всех ученых не скажу, но большинство физиков привыкло к тому, что есть трехмерное пространство и четвертое измерение — время. Однако есть еще пятая составляющая нашего мира — духовная, и не надо судить о ней по законам физики и математики. Она существует по своим правилам, и без нее полноценная жизнь немыслима, особенно в многоконфессиальной России, где основой этой составляющей всегда было православие. Не помнить об этом нельзя, отвергать — в высшей степени неразумно. Наш город — действительно место с богатейшей духовной историей, Свято-Успенским монастырем, где жил и творил один из самых почитаемых монахов Серафим Саровский. ВНИИЭФ помогал и помогает в восстановлении монастыря, который за последние годы преобразился, снова расцвел, участвует в других начинаниях нашей епархии.        
В 1990-е годы в России во всех средствах массовой информации велась дискуссия — нужно ли России ядерное оружие? Даже с трибуны Государственной Думы РФ говорилось, что это зло, что оно не нужно и что в мире у нас нет врагов. В 1996 году в Москве в Свято-Даниловском монастыре при нашем активном участии прошел Всемирный русский народный собор, где Русская православная церковь решительным образом поддержала мнение специалистов ВНИИЭФ, однозначно высказала свое отношение к ядерному оружию и нашей работе над ним: России оно необходимо, другого способа защитить страну в наше время нет. С этого момента мы стали союзниками с РПЦ практически по всем вопросам. Такая же точка зрения сейчас поддерживается руководством страны и подавляющим большинством российского общества. ВНИИЭФ участвует в работе Духовно-научного центра в Сарове, сопредседатель которого — митрополит Нижегородский и Арзамасский владыка Георгий. Раз в квартал мы встречаемся, приглашаем уважаемых гостей, среди которых уже дважды был Патриарх Московский и всея Руси Кирилл с блестящими выступлениями. На этих встречах обсуждаются самые разные вопросы, от насущных до философских, часто возникают дискуссии. Но в главном мы едины: в вере в достойное будущее нашей великой страны, ее народа.
Вел беседу
Андрей ПОНИЗОВКИН
8 Февраля 2022 в 19:52
Просмотров: 121